Первая мировая война и русская литература

Д.Мережковский — «Было и будет. Дневник 1910–1914 гг.». Пг., изд. И.Д.Сытина, 1915, тираж — 3100; «Две тайны русской поэзии: Некрасов и Тютчев». Пг., изд. И.Д.Сытина, 1915, тираж — 3100.
Мережковский уверен, что «его религиозное гнездышко свито на самой верхушке человеческой эволюции», и пытается уложить в него то Л.Толстого, то Байрона (В.Ф.Переверзев, Совр. Мир, № 4). Мережковский как исследователь русской литературы «требует сейчас серьезного, принципиального отпора. Импрессионизм и в искусстве, и в критике отжил свое время» (Б.Эйхенбаум, «Д.С.Мережковский-критик», Сев. Зап., № 4). У Мережковского «все оценено с одной и той же, давно читателям известной, точки зрения» об единстве движения религиозно-реформаторского и политико-освободительного (Ч.В-ский [В.Е.Чешихин-Ветринский], Вест. Евр., № 11, Библ. листок). «Стремление к схематичности вредно влияет на его критическое творчество», «безнадежно запутался» между двумя полюсами (Тютчев и Некрасов), допускает «лакейскую выходку» против «ретроградного» Тютчева, ибо «давно и усердно, целыми лошадиными дозами глотает… все эти «свободы» и прочие демократические приманки», продолжая мечтать о каком-то «белом клобуке» (П.Перцов, «Тайны г. Мережковского», Н. Вр., прилож., 7 марта). Мережковский — не учитель, а «только искренний и мятущийся ученик», который ищет «чуда веры» (А.Измайлов, «Вечный студент», Бирж. Вед., 25 окт.). «Вопрос о нашем будущем не есть ли это вопрос о соединении Тютчева с Некрасовым», «поэта личности» с «поэтом общественности» (Ф.Батюшков, «Речь», 14 окт.). Несмотря на стремление к синтезу, Мережковский «остается в двух полярных тайнах, в двоении, двойственности»: «в Тютчеве тайна личности», «в Некрасове тайна общественности». «Попытки Мережковского возродить народничество на религиозной почве представляются… безнадежными». В отличие от З.Гиппиус, у которой было «настоящее декадентство», Мережковский всегда принадлежал к «идейному поколению»; «он сыграл огромную роль в религиозных исканиях», но «в последние годы писания его вызывают досадное чувство» (Н.Бердяев, «О «Двух тайнах» Мережковского», Бирж. Вед., 17 сент.). Мережковский «поднимает руку на одного из величайших русских и мировых поэтов — Тютчева, превращая его в жертву сведения счетов с самим собой и современными течениями в поэзии. Он с надрывом восхваляет Некрасова и проповедует тенденциозное искусство» (Н.Бердяев, «Новое христианство», Р. Мысль, 1916, № 6).
А.Г.Горнфельд писал Ф.Д.Батюшкову о Мережковском 8 ноября: «Проследите-ка, как принята… и не оголтелыми радикалами, каких теперь нет,— брошюра о Тютчеве, и Вы, может быть, не так решительно станете утверждать, что теперь Михайловский иначе относился бы к Мережковскому… Убеждены ли Вы, что и теперь Мережковский не состоит в Никодимах при каком-нибудь Суворине? Если убеждены, то благо Вашей доверчивости; долговечной я ее не считаю» (РНБ, ф. 211, ед. 190).

Вяч.Иванов — «Живое предание (Ответ Н.А.Бердяеву)» (Бирж. Вед., 18 марта). Для истинного славянофила характерны «вера в святую Русь», «метафизика национального самоутверждения», не отрицающая «чужих святынь», «иконопочитание русских народных начал», в том числе и отношение к царю, как к «сыну церкви», отмеченному таинственным помазанием». «Национально-рилигиозная концепция желательного роста нашей политической свободы» объединяет «людей нового русского сознания, напророченный Достоевским и им порожденный» (Алеша Карамазов).
Н.А.Бердяев, по поводу этой статьи, писал: «оптимизм современных неославянофилов, подогретый войной, их идиллический взгляд на русскую историю и русскую действительность отталкивает меня, как бессознательная ложь и прикраса». «Предание о святой Руси — не живое уже предание»; национализм — «явление скорее западническое, чем славянофильское». Толстой — «великое явление русского духа» отрицал национальность, он «не мыслил о России, а был Россией»; славянофильский взгляд на природу власти «чисто народного происхождения» — «порождение религиозного материализма», природа власти одинакова на Западе и в России. Иванов «делает попытку создать платформу и программу из образа Алеши Карамазова», но у Достоевского не было дара «художественно воспроизводить» здоровье. Настоящий Достоевский в «пророческих прозрениях» трагедии, а «не в моральных проповедях и национально-церковных доктринах» («Омертвевшее предание», Бирж. Вед., 8 апр.).

В.Евгеньев [В.Е.Максимов] — «Русская поэзия и война» («Жизнь для всех», № 3). Поэты пишут «крикливо-вульгарные», «напыщенно-хвастливые», «quasi-народные» вирши: Бальмонт «именует пруссаков «сатанинскими собаками”», Сологуб называет Вильгельма «драконом диким», Минский «величает германцев «сверхдикарями» и «бестиями”» и т.д. Своей родине они сулят «возрождение и обновление» («Ведь если быть Адама раю, В России надо быть ему», пишет С.Городецкий). Единственное достоинство патриотических стихов в том, что они проясняют «привлекательный духовный облик… народа-страстотерпца».

С.Елпатьевский — «Ничего не поделаешь (О войне, о русской храбрости, героизме и о прочем)» (Р. Зап., № 3). В националистических газетах разжигают милитаризм и «ненависть к немцу»; между тем у народа «не военная психология войны», как необходимой обороны России, как «тяжелого, горького дела, народного бедствия», народ предпочитает грустные песни бравурным.

М.Меньшиков — «Письма к ближним» (о Горьком) (Н. Вр., 8 марта). «Много ли добра народу принес даже этот, наиболее талантливый из еврействующих писателей? Ведь если прочесть подряд произведения г. Горького, то о России сложится впечатление необъятной ночлежки, где нищие, разбойники, проститутки, алкоголики философствуют и грозят разрушить человеческое общество».

Б.Садовской — «Озимь. Статьи о русской поэзии (К.Бальмонт. А.Блок. В.Брюсов. И.Северянин. Футуристы)». Пг., «Сириус», тираж — 1000. С посвящением: «Дорогому С.А.Ауслендеру».
Адресат посвящения писал: «Эта тоненькая брошюрка есть книга ренегата». В свое время В.Брюсов был «крестным отцом» Садовского и Ауслендера в «Весах», а теперь Садовской «повторил все пошлые, давно затрепанные обвинения, обычно предъявляемые поэту критикой буренинского толка» (С.Ауслендер, «Книга злости», «День», 22 марта). Эта «непристойная книжечка» — выпад против Брюсова, которого «нынче вошло в моду бранить… Это уже признак хорошего тона» (В.Шершеневич, Нов. Жизнь, № 9–10). «Молодая, свежая, бурнопламенная, резкая, открытая» брошюра. «Ученик восстал на учителя и, написав на знамени своем весьма неясные идеалы старого народничества, провозгласил священную войну против теперешних идолов поэзии», пощадив только Сологуба (Ал.Ож. [Н.П.Ашешов], Совр. Мир, № 5). Садовской — критик «из разряда Булгаринских потомков», все современные художники «мишень его злобы» (Брюсов, Северянин, футуристы, Бальмонт). Все завоевания русского символизма переоцениваются с точки зрения «воробьиного прозрения», как «туман, распад, гниение, смрад, гробовые доски» (Н.Бернер, «Жатва», кн. VI–VII. М., 1915). В «тоненькой брошюрке» Садовской ополчается «на всякую «не-курную» культуру» и на «истлевшие костяки Добролюбова и Чернышевского», доныне грозящие Пушкину и Фету. Все это отдает «отрыжкой последних годов «Русского вестника”» (Н.О.Лернер, «Гнев Бориса Садовского», Журн. Журн., 1916, № 2).
В.Я.Брюсов писал Садовскому в апреле об «Озими»: «Не решаюсь оспаривать Ваше мнение о том, поэт ли я. Выражаясь высоким слогом, об этом будет судить потомство… Но ведь для Вас мы все только стихотворцы… Не думайте, что я обиделся или сержусь на Вас… Вы написали откровенно все, что думали» (Нов. Лит. Обозр., 1993, № 4, с. 121).
Получив «Озимь», А.Блок написал автору 14 марта: «Вероятно, для окончательных оценок еще не настало время; но то, что Вы пишете о деревне русской, останется незыблемым» (ЛН, т. 92, кн. 2, с. 313). А.А.Кондратьев писал Б.А.Садовскому 24 марта: «Конечно, не за честь Брюсова ополчился Ауслендер… Статья же написана в отмщение за честь адриановых и тырковых, за честь тех, кто хозяйничает в нашей литературе… С Вашим мнением о Брюсове я, конечно, не согласен. Но из всего того, что инкриминировано Ауслендором, я признаю обидным лишь слово «безвкусица"… Я бы советовал Вам… оставить бывших московских декадентов в покое. Сражайтесь с их арьергардом — Чулковым, Ауслендером, Анастасией Чеботаревской и т.д. Брюсова же и Бальмонта — не троньте. На них и без Вас нападало довольно…» (De Visu. 1994, № 1/2, с. 22–23).

Тихон Чурилин — «Весна после смерти. Стихи». Автолитография Н.Гончаровой. М., «Альциона», 1915, тираж — 240.
«Стихи Тихона Чурилина стоят на границе поэзии и чего-то очень значительного и увлекательного… Литературно он связан с Андреем Белым и — отдаленнее — с кубо-футуристами… Тема его — это человек, вплотную подошедший к сумасшествию» (Н.Гумилев, Апол., № 10). “В стихах этих отразились движения души, правда, болезненные, изломанные и смутные, но, несомненно, подлинные… До сих пор г.Чурилин учился, кажется, только у Андрея Белого, которому и обязан лучшими своими пьесами» (В.Ходасевич, Р. Вед., 26 авг.).

В начале марта распоряжением петроградского градоначальника закрыты два «интимных театра» — знаменитая «Бродячая собака» и только что открытый на Невском «Уголок». Причиной закрытия послужили выступления футуристов. Н.Ашешов в статье «Траур петроградской богемы» (Од. Нов., 8 марта) писал, что «Бродячая собака», разместившаяся в бывшей дворницкой, «должна была быть театром молодых дерзаний, поисков, протеста против рутины и затхлых форм искусства». «Далеко не всю программу удалось выполнить… «Собака» делала карьеру, «Собака» создавала знаменитостей, слава которых часто, впрочем, не выживала больше одного дня…»

Ф.Сологуб — «Пасха новая» («И гром победы, и голос славы, И возвращенье твое, весна! Пути пред нами, я верю, правы! И даль пред нами ясна, ясна!»), рассказ «Надежда воскресная» (Р. Сл., 22 марта).

Анна Ахматова — «У самого моря» (1914) (Апол., № 3); «Как раненого журавля…» («День», 22 марта).
Поэма «исполнена превосходного реализма, т.е. каждый образ, чудотворно претворенный поэтом в символ, не теряет… своего земного веса». «Печаль Ахматовой вовсе не уныние, свойственное опустошенным душам. Ее печаль требовательная и действенная» (Г.Чулков, «День», 11 июня).
Получив оттиск поэмы, А.Блок писал А.Ахматовой 14 марта 1916 г.: «Прочтя Вашу поэму, я опять почувствовал, что стихи я все равно люблю, что они — не пустяк, и много такого — отрадного, свежего, как сама поэма» (т. 8, с. 459). В поэме «хрустальная полупечальная глубина»,— писал К.В.Мочульский В.М.Жирмунскому 1 марта, ознакомившись с поэмой в авторском чтении (ЛЖТ А.Ахматовой, т. 1. М., 1996, с. 82).

Ив.Шмелев — рассказ «Слепые» (Бирж. Вед., 22 марта).

Ф.Сологуб — заметка «Замертво», стихотворения «Индусский воин», «У Босфора», рассказ «Возвращение» (Бирж. Вед., 5, 8, 17, 22 марта).

В.Брюсов — военные корреспонденции (Р. Вед., 4, 10, 12, 13, 18, 25, 29 марта); стихотворения «Ночь», «Сиреночка», «Царица-страсть» (Бирж. Вед., 15, 22, 29 марта).

С.Подъячев — «Дома (Ивановы записки)» (Р. Зап., № 3).
В.Буренин отнес рассказ Подъячева к «горьковской школе»: «Полуграмотный демократизм и полуграмотное радикальничанье учителя переходит у его учеников в настоящую безграмотность» (Н. Вр., 10 апр.). «Кошмарная жизнь, звериная. Нам с Буниным это кажется непобедимо страшным, но Подъячеву… сидящему глубоко корнями в родном черноземе, ясно видна уже новая деревня» (обозрение «Ежемесячные журналы», Журн. Журн., 1916, № 1).

Ф.Крюков — очерки «Около войны» (Р. Зап., №№ 2, 3). Тайна «русского народа в солдатском образе» через четыре десятилетия после Гаршина.

М.Пришвин — «Отзвуки боя» (Р. Вед., 4 марта).

А.Чапыгин — рассказ «Неизбежное» (Совр., № 3).

Ал.Н.Толстой — «Письма с пути» и рассказ «На горе» (Р. Вед., 3, 5, 11, 15, 22 марта).

А.Блок — цикл «Твердость» («И страшно, и легко, и больно…», «О, я хочу безумно жить…», «Земное сердце стынет вновь…», «О, как смеялись вы над нами…») (Р. Сл., 22 марта); «Женщина (Памяти Августа Стриндберга)», «День» (22 марта); «Отшельник» («Новый блеск излило небо…», «Блаженный, забытый в пустыне…») (Бирж. Вед., 22 марта).

1 марта «Утро России» публикует обращение «К русскому народу», требующее уравнять в правах еврейскую нацию. Среди подписавшихся: Л.Андреев, К.К.Арсеньев, Ф.Батюшков, Н.Бердяев, Л.Бернацкий, Ив.Бунин, В.В.Водовозов, З.Гиппиус, М.Горький, С.Елпатьевский, Вяч.Иванов, А.Иванчин-Писарев, А.М.Калмыкова, В.В.Каменский, Н.Кареев, Д.Мережковский, Н.А.Морозов, Д.Овсянико-Куликовский, В.А.Поссе, А.Пругавин, А.Пешехонов, В.Семевский, А.Серафимович, Ф.Сологуб, П.Струве, И.Северянин, Тэффи, Ал.Н.Толстой, Д.Философов, В.Фриче, Е.Чириков, А.Чапыгин и другие.

9 марта 1915 (22 марта 1915 г. по н.ст.)
На Восточном фронте русские войска захватывают Пшемысль (в польских землях на северо-востоке Австро-Венгрии).

10 марта Иванов-Разумник писал И.Н.Игнатову о своих поисках постоянной работы после прекращения «Заветов» и «Сирина»: «Конечно, прежде всего я подумал о «Русских ведомостях"… С другой стороны — именно в «Р. В.» я не могу ничего написать, что я думаю о господах социалистах, предающих социализм за похлебку радикального национализма… Точно также в области литературной и критической — я не смогу, конечно, сказать об очень многом,— например хотя бы о вышедшем недавно альманахе «Стрелец», о помеси «символизма» с «футуризмом» (Я считаю несомненно талантливым хулигана Маяковского, и его «Облако в штанах», по-моему, сильная вещь — особенно после холодной эротики последних лет В.Брюсова и старческого слюнотечения Сологуба…) В виду того, что «читателям» война безмерно надоела, я полагаю, что в интересах редакции было бы давать раз в месяц «обзор текущей журнальной литературы» (конечно, не под таким заглавием). Пример: один из таких обзоров, в январе, следовало бы посвятить декабрьской книжке «Русской мысли» со статьями Ваших московских Вячеславов [Ивановых] и Эрнов. Из области литературы — сборники «Слова», трагедия того же Вячеслава Иванова и др., конечно заслуживали быть отмеченными с + или -… Другой раз в месяц — нечто вроде «петербургского письма"… о нашей литературно-общественной жизни. Тем — больше чем надо: одни лекции Мережковского о Белинском, Бердяева о «Душе России» и т.п. что стоят… Я… устал от всех «переживаний» этой зимы, от почти всеобщего озверения, от эпидемии национализма, от всех торжествующих Петров Струве…» (РГАЛИ, ф. 1701, оп. 2, ед. 811). 27 марта Иванов-Разумник сообщил М.К.Лемке, заведующему издательством М.М.Стасюлевича, о своей работе над «Критической историей новейшей (или: современной) литературы» и предложил издать свое первое собрание сочинений в 7-ми томах: «Говоря «без скромности» — я думаю, что представляю некоторую определенную величину (хотя бы и небольшую) — в общем ходе нашего литературного и общественного движения» (ИРЛИ, ф. 661, ед. 473).